Перед зрителем кладбище. Там все и происходит. У главного героя нет имени. Это Он. Все другие даны через его восприятие, и имеют те имена, которыми он пользуется в своих мыслях о них: Мать, Отец, Сын Gaute, жена Gry и Она.

Я выучила новое имя: Юрий Бутусов. Мне захотелось его выучить после похода в Det norske teateret. Юрий Бутусов – режиссер спектакля по пьесе Юна Фоссе «Сон об осени».

Интересен перевод названия. Норвежское название амбивалентно: «Draum om hausten»  — и мечта об осени, и мечтание осенью. Наше желание сну не указ. Он с нашим желанием поступает на свое усмотрение. Мечта дело другое. В норвежском нет точного эквивалента русского сна. Слово drøm (draum по-новонорвежски – язык, на котором пишет Фоссе) выполняет работу и сна, и мечты. Я спросила студентов, с которыми ходила: не было ли у них ощущения, что все происходящее на сцене было сном главного героя. У них не было. Было у меня. Думаю, оно было у меня как у русской, чувствительной к русскому слову, но не было у них, для которых «draum» роднее.

На сцене осень. Полумрак. («Всё так мрачно!» – Тури-Лене после спектакля). В глубине сцены сколоченные толстые кресты — в розоватовом и голубоватом свете, прямые и покосившиеся, слегка высвечивающиеся на черном фоне в глубине сцены. В центре сцены – круг, очерчиваемый светящимися лампочками, про которые критики пишут, что они типичны для эстрады в баре или ресторане. В спектакле они маркируют сцену на сцене. Актеры, выходящие на эстраду из темноты, своим выходом и своим возвращением туда отменяют традиционные границы, отделяющие зрительный зал от сцены. Актеры выходят из единого со зрителем пространства и уходят туда же.  Старая, привычная драматичскому периоду театра, граница растворилась в темноте, чтобы четче и ярче высветилась новая. Между ними кресты и канделябры. Кресты маркеры кладбища, канделябры — церкви. Но где они, канделябры – внутри ли церкви или снаружи, этого понять нельзя, как часто во сне нельзя понять, где вы находитесь: есть признаки конкретных мест и вещей, но они части разных целых. На этой «внутрилампочковой» сцене на сцене, или на эстраде, три скамьи. Но где они – в церкви ли, на кладбище ли? Слышен шум прибоя — темное пространство не кончается стенами театра, оно может простираться сколь угодно далеко, пределы ему полагает мысль героя.

Он (актер Валерий Куликов) въезжает на велосипеде. Делает несколько кругов по эстраде. Припарковывает велосипед на границе света и тьмы – старой и новой сцены. На нем черный костюм и белая рубашка. Он пришел на похороны бабушки, которая его очень любила. Он садится на ближайшую к зретелю скамью. Появляется Она (Ольга Муравицкая). В черном. Он о ней думал, он думал, что встретит ее тут, и это странно. Она хотела его видеть, когда ехала в поезде, она его увидела, и это странно. Она думала о нем, она хотела его тут встретить, и это странно. Он мечтал о ней, о том, как она лежит рядом, как она в нем. Она в нем – в его сне? Реплики повторяются. Одни и те же, они произносятся разными героями, поворачиваясь то лицом, то изнанкой, то вполоборота, по мере попадания в поле зрения как бы движущегося эдакой лентой Мёбиуса перед глазами героев текста.

 Он говорит Ей, что ненавидит любовь, потому что любовь это эгоизм, то, что забирает у сына отца. Она в жизни одна, у Нее никого. Он не понимает, почему Она заинтересовалась Им. Вокруг Нее всегда было так много интересных мужчин. А Он, Он совсем неприметен, обычен. У него жена и сын. Он: давай найдем место, где мы можем уединиться. Уединиться – значит, они внутри церкви среди множества других пришедших на похороны бабушки? Она: давай, в моем номере. Он отбегает от Неё: а это обязательно? Она: да. Он: обязательно переспать, и чтобы было потом как у всех — привычка, отсутствие интереса друг к другу?

Он и Она читают надгробные надписи. Читают надгробные надписи – значит, в этот момент они сидят на кладбище, а не внутри церкви. Он фантазирует вслух о том, как лежащие под могильными плитами люди были зачаты. Кто-то в спальне, многолетними стараниями родителей, кто-то в порыве страсти прямо на кладбище или в семейном застолье. И все они теперь мертвы. Она не понимает, зачем нужно об этом говорить.

Он говорит, что любит жену, что хочет воспитывать сына. Он любит старые дома, потому что они помнят о тех, кто в них жил. Он занимается старыми домами, это Его бизнес. Она спрашивает, можно ли прикоснуться к нему. Она делает это осторожно. Он обнимает Её. Им хорошо.

На полу под ногами у них черные надувные шарики разных размеров. Это грешные души мертвецов? Их много. Он берет один, слегка подталкивает – и шарик летит вверх, траектория его неровна, но вот он исчезает под потолком. А там уже много других похожих. Некоторые сбились в кучки и застряли под потолком сцены. Другие ещё только взлетают с пола к потолку, оскаливаясь большеротыми смайликами на зрителей. Смайлики — стилизованный мунковский крик?

«Русские актеры играют лучше норвежских» – сказал мой студент Симон после спектакля. Четыре актера-петербуржца (Виталий Куликов, Ольга Муравицкая, Лаура Пицхелаури, Сергей Волков) удерживали зал более двух часов без перерыва. Все они обладают удивительной пластикой. Двое из них играли по две роли. Лаура Пицхелаури — Мать и первую жену Gry, Сергей Волков — умершего Отца и его сына Gaute. В роли Отца он становился на ходули, возвышаясь над главным героем и всем залом. В роли Gaute Сергей Волков сумел быть маленьким. Думаю, никто в зале ничуть не сомневался, что этот долговязый парень — ребенок, который лепит фигурки из песка. Мы не видим, какие именно, потому что он сидит к залу спиной. Как только Gaute уходит, появляется Он, садится у песочницы в профиль к зрителю, отчего становится видно, что это были башенки. Он ласково оглаживает и обнимает башенки Сына. Возвращается Сын и разрушает свои башенки, не давая главному герою ими наслаждаться. Главный герой любит Сына, Сын любит отца. И от этой любви Сын не может простить отцу измены. Главный герой вовсе не хотел бросать сына, Он всегда был с Сыном в своих мыслях. Воспоминания, смешанные с мечтами о том, как бы все могло быть, если б Он остался, визуализованы и в пантомиме, где главный герой играет с невидимым маленьким Сыном, гладит его по головке. Но Сыну недоступны мечты отца, отсутствие его ранило, рана не зажила никогда. В спектакле есть намек, что у Сына развилась психическая болезнь. Может быть именно она привела к ранней смерти? Главный герой слышит в себе голос упрекающей его Матери: не пришел на похороны Gaute.

На похоронах Отца его тоже не было. Пришел на похороны бабушки. Которая его очень любила. И сбежал. Из-за Нее. Из-за того, что он видел, что Мать не любит Её. Он говорит Матери, что Мать плохо себя ведет по отношению к Ней. Мать отвечает, что дурного слова Ей не сказала. И это правда. Слова не были дурными. Но от этих недруных слов Ей не стало легко.  На похоронах Она первый раз встретилась с Его матерью. Словами Мать говорит Ей, что рада, что Она пришла, что они наконец познакомились, несмотря на грустный повод, что повод мог бы быть более радостным. Говоря это, Мать сидит на вершине лестницы, элегантно окутанная шлейфом траурного платья, и говорит Ей: «Иди сюда!» Сначала Она не понимает, как достичь той высоты, на которой находится Мать. Рабочие сцены приносят разного рода металлические рамы, устанавливают их друг на друга, и Она карабкается наверх. Она далеко не так уверена в своих движениях, как Мать, от этого Она выглядит угловатым подростком. Наконец, добравшись до вершины конструкции, но все ещё ниже Матери, усевшись, Она вытаскивает белый платок, как белый флаг сдающегося на милость победителя солдата. Она приняла бой, смогла преодолеть требуемое расстояние, но победительницей Она себя не чувствовала. Она отвечала на слова благодарности Матери за посланную из Рима открытку, которая была единственным знаком внимания от Него к родителям за много лет. Знак внимания, написанный Её рукой, говорит Мать настойчиво. К Матери и Отцу приходила только Его бывшая жена Gry и приводила Gaute. О Gaute Мать рассказывает, что ему уже скоро будет 19, он большой и может жениться. Она напряжена, Ей неловко. Она в белом платье Любви, на которое надето черное пальто Смерти. Любовь и Смерть – так о Ней говорит Мать Ему, желая уберечь Его от Неё. Платье и пальто одинаковой длины.

Поминки бабушки происходят в другом пространстве. Они организуются в глубине сцены, отделенной зеленым (в тон платья жены Gry) занавесом от эстрады. Большой прямоугольный стол накрыт чёрными надувными шариками – блюдами. Поначалу все чинно сидят и едят, но постепенно реплики становятся такими ядовитыми, что шары лопаются со зловещими звуками, дым едких высказываний застилает лица говорящих, из шаров льется вода. Мокрые герои с большими музыкальными инструментами выходят на эстраду. У Него труба, у Сына барабан и тарелки, у Неё контрабас, Мать – вокалистка. Итальянские слова, простенькая мелодия. Первые секунды квартет играет довольно слаженно, но очень быстро начинаются разброд и шатания. И только Она с контрабасом дольше всех настаивает, что Она romantica.

На сцену ввозят тележку. Gaute подходит к ней. Он бросает на себя то, что в тележке. Там прах, а может быть песок из детской песочницы. Руки Gaute, как будто забыв, что они часть его, все более агрессивно бросают прах (или песок) на него самого, сбивая его с ног, и в конце концов он падает навзничь и уже не может больше встать.

Главный герой вспоминает, как когда-то Он и его жена были молоды, любили друг друга. Актриса Лаура Пицхелаури облачается в зеленое платье, теперь она жена Gry. Она танцует с главным героем. Но танец кончился. Он ушел к Ней.

У нас нет детей, говорит Он, когда они снова оказываются на той же самой скамье на кладбище, где встретились в начале спектакля. Теперь они состарились. Он хочет сходить на могилу к своей бабушке, но Она не хочет Его отпускать, Её что-то беспокоит. Она говорит, что можно пойти потом, сейчас надо идти домой. Он хочет идти на могилу – это же совсем рядом, она протягивает руку ему, хочет, чтобы он встал со скамейки и пошел с ней в их старый дом. «Не исчезай! Ты не можешь исчезнуть!» – говорит Она ему. Но Он не отвечает, не берет протянутую Ему руку.

«Я смотрел много спектаклей по пьесам Юна Фоссе, там всегда так много мыслей, что долго после просмотра ещё думаешь о пьесе, хочешь понять, что имелось в виду» – так сказал мне мой студент Лассе.

Я все чаще думаю, что «Сон об осени» — это сон главного героя, что спектакль построен как сон. Об осени жизни. В этом сне все, как во сне: слова, которые думал герой сам, и слова других, которые вошли в его подсознание. Это сон о смерти, о том, что ведет к смерти вообще и что привело к ней Его Отца, Его Сына Gaute и ведет Его самого. Разные периоды жизни с теми людьми, которые их наполняли, видятся главному герою, визуализируются актерами. Мать появляется то в образе полной жизни женщины среднего возраста – такой, какой он ее знал, когда был маленьким и молодым человеком, то в образе старой женщины со скрюченными руками, в которую превратилась актриса у зрителей на глазах, высыпав себе на волосы белый порошок (прах бабушки?) и превратив быстрые и эластичные движения в труднодающиеся попытки закостенелого тела двигаться в заданном направлении. Сын застыл в своей обиде на отца, и погубил себя этой обидой. Он сам бросал на себя пригоршнями обиду-прах из кладбищенской тележки.

Симон сказал мне, что в тексте пьесы в оригинале Мать уводит со сцены под руки Gry и Её. Юрий Бутусов, поручив Лауре Пицхелаури две роли, не мог так закончить спектакль. Она остается на скамейке с протянутой рукой. Главный герой становится на колени и изображает крик с картины Мунка. Этот нарисованный крик за стенами театра, в норвежской реальности, везде и всюду. Его трудно воспринимать всерьез. Но режиссер настаивает, ставит точку в спектакле этой актерской рожицей крика. Не у одной меня возникло чувство некоторого перебора в этом месте.

В зале было много русских. Норвежцы, конечно, тоже были. И наверно, были и представители других национальностей  – фестиваль был международный. Кто не понимал по-русски, мог читать английский перевод на одном из двух экранов, установленных высоко по бокам сцены.

Спектакль, несмотря на мрак на сцене и доминантную темную цветовую гамму, стал праздником. Было много хорошей и разной музыки. Я нашла авторов использованной в спектакле музыки на сайте театра: David Lynch, Olafur Arnalds, The Tiger Lilies, Arvo Part,Haushka & Hidur Gudnadottir, Haushka & Hilary Hahn, Ben Frost, Czeslaw Niemen, Pulusha, Michael Nyman, Screamin’ Jay Hawkins, Terje Rypdal & David Darling. Там были все, кроме автора песни с итальянским текстом, которую поют актеры. После спектакля захотелось побольше узнать об актерах, о режиссере. Я прочла все ссылки, которые нашла на сайте театра. Посмотрела все видео с Юрием Бутусовым, которые нашла на ютубе. Имена актеров и режиссера я запомнила, и теперь, если представится случай их снова увидеть, я постараюсь его не упустить.